07.08.2016

Тимур Раджабов

* * *

Каждой клеткой души всякий волен дышать,
но дыши – не дыши – им на это плевать –
кочегары подземки сыграют с огнем твоим в прятки:
сквозь брезент да и шерсть их пронять нелегко
и три раза по шесть окрестят «вмолоком»
отозвавшийся вскрик в тишине заповедной десятки.

Ад с ним, с кругом чертей, вечно трезвых торчков…
Я дышу лишь о ней, и, наверно, готов
обнимать всех прохожих, которые ей улыбнулись.
Потому, что она ближе мелких обид,
плоть от плоти весна, свет от света болид,
кровь от крови загадка, покой и встревоженный улей.

Эта девочка – взлет, эта девочка – дрожь,
словно древний рапсод, не слыхавший про ложь:
даже взгляд мимолетный печальная выдаст улыбка.
Я ловлю этот взгляд – в нем потерянный гром
в облаках, где парят спящий город и дом,
где вздыхают о нашей любви три сопливые скрипки.

И кричит, за подол ухвативши, малыш:
– Мама, папа пришел! Почему ты молчишь.
Это он, то есть, мы… Улыбнешься сама, как ребенок…
… Обстоятельства – чих. Неуверенность – моль.
Для юннатов седых, для теряющих смоль –
цвет волос и тоски. Я, сменивши цвет глаз на влюбленный,

ясно вижу рассвет в смерти ночи любой,
и небесный кювет с магистрали земной,
где и знак разрешающий – лишь вариант директивы.
В поднебесной глуши без свистков и гудков
будем звезды лушить над страной чудаков,
что не верили в сказки, но ящик листали ретиво.

Жизнь подобна арбе, но срываюсь в полет
по дороге к тебе и примета не врет,
что любая колдобина тут же аукнется взлетом.
Зарекался не плавать, зажмурив глаза,
где удача и слава, что вера князьям
(так же верю я им, как последние римляне готам).

«Торопись, не спеша»– поучал древний грек,
но шальная душа молода, как на грех:
даже вечность застенками тела ее не отучит
плавить вымысел в быль, свой придумывать ход –
серафим шестикрыл, и его не жует,
что реальная жизнь – обстоятельств рутина и случай.

Бесполезно искать в мрачном логове льва
состраданья печать, где лежит голова
отмечтавшей свое и молчащей обглоданно лани.
Мир – премудрый, как дуб, мир – тупой дровосек,
воскресающий труп, умирающий век –
между ними знак равенства – хоть загадайся желаний…

… Что в башку не придет, если страшно идти,
а безвременья лед нагулял аппетит:
шаг неверный один – и научишься в проруби плавать
или молча уйдешь в мир откормленных щук,
где зеленая ложь – самый истинный друг,
и – с вассала вассала пылинки сдувать ради славы.

Перекресток, где я начинал о душе –
не придумка моя: здесь разметка-клише
вбита сгустками краски соленой, горячей и липкой…
Но довольно о смерти…

– Да, я. Открывай…
Васильковый букетик.
Малиновый чай.
– Знаешь…
– Тише… Пусть спят до утра три сопливые скрипки.